«ВЕЛИКИЙ ПИСАТЕЛЬ СНАЧАЛА ДОЛЖЕН
СТАТЬ ВЕЛИКИМ ЧИТАТЕЛЕМ»
Человек-легенда, человек-эпоха, человек-артист, человек-феерия… Суперодаренность, суперслава и суперплодовитость русского поэта, давнего автора «Молодой гвардии» Евгения Александровича ЕВТУШЕНКО общеизвестны. Оставалось только взяться за тяжелый и благородный труд проанализировать его чрезвычайно богатые на события жизнь и творчество. Поэт и критик Илья Фаликов с честью справился с этой задачей – так в серии «ЖЗЛ: Биография продолжается…» вышла книга «Евтушенко: Love story». Высказать мнение о книге и поговорить о состоянии современной поэзии мы попросили самого Евгения Александровича.
– «Людей неинтересных в мире нет…» – первую строфу из этого Вашего стихотворения мы сделали эпиграфом к нашей газете. Вы так и не встретили ни одного неинтересного человека?! Или эти Ваши слова не стоит воспринимать буквально?
– В поэме «Северная надбавка» у меня есть расшифровка этих слов:
Нет маленьких страданий,
нет маленьких людей.
Пушкин в «Элегии» («Безумных лет угасшее веселье…», 1830) так определил смысл жизни:
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать.
Но страдать надо уметь и страданиями других людей, тогда и не будешь «маленьким», то есть «неинтересным». Без таланта сопереживания жизнь превращается в ничто. «Несчастье иностранным быть не может», – писал я в моей лучшей поэме «Голубь в Сантьяго», спасшей не менее тысячи жизней от самоубийств.
– Первым молодогвардейцем, с которым Вы познакомились, был, если я не ошибаюсь, поэт Андрей Евгеньевич Досталь, в то время – литературный консультант издательства, которому Вы принесли тетрадку своих стихов. Первой Вашей книгой, вышедшей в «Молодой гвардии», был однотомник «Стихи разных лет» (1959). Старожилы «Молодой гвардии» до сих пор с теплотой вспоминают, как на третьем этаже здания на Сущевской улице весьма часто собирались поэты. С кем Вам удалось сдружиться или, возможно, наоборот разойтись во взглядах на этом третьем этаже, где находилась редакция поэзии?
– Досталь воплотил во мне всё, что не мог воплотить в себе. Мы все – произведения наших учителей. Они наши неназванные соавторы.
Прежде, чем я начал составлять антологии, я сам уже стал антологией – стольких влияний. Начиная с моего отца-геолога, голос которого слышу, как при чревовещании внутри себя, когда я читаю стихи. У него были отдельные прорывы в гениальность: «Отстреливаясь от тоски, / я убежать хотел куда-то. / Но звезды слишком высоки, / и высока за звезды плата». Или: «Стихами про жизнь не расскажешь, / и это сказали мне Вы / под ветра удушливый кашель / на серых гранитах Невы».
– Есть ли в Вашей личной библиотеке книги серии «ЖЗЛ»? Если да, назовите любимые.
– Да, у меня в Переделкине штук пятьдесят и штук тридцать в Талсе. Они не все любимые, но всё-таки ни одной не выбросил.
– Вы человек широкого жеста. В свое время вы приветствовали появление таких поэтов, как Геннадий Красников, Александр Щуплов, Вадим Антонов, и множество других молодых и неизвестных авторов. Даже включали их стихи в Вашу знаменитую антологию «Строфы века». Присылают ли Вам стихи молодые поэты сейчас?
– Присылают, но за редкими исключениями общий уровень довольно низкий – сразу заметно, что они не знают очень многого в поэзии. А если ты поэт, то прежде всего назубок должен знать всё, что существовало до тебя и существует в одно время с тобой. Великий писатель сначала должен стать великим читателем.
– Есть мнение, что поэзия в мире умирает. И что Россия – одна из немногих стран, где поэзия продолжает существовать. Согласны ли Вы с этой точкой зрения? И если ситуация действительно столь печальна и критична, какие меры нужно предпринимать, чтобы поэзию спасти?
– Поэзия никогда не умрет, а подхварывать может. Надо использовать прекрасный американский опыт – у них во всех уважающих себя университетах есть штатная должность – писатель при университете. В основном это поэты. Они ведут семинары, устраивают дискуссии, приглашают писателей для чтения их произведений. Даже в бюджете всё это предусмотрено. Пора и в России вернуться к литобъединениям в учебных заведениях, к приглашениям писателей для встреч с читателями – не только в вузы, но и в школы, и на заводы, как было в советское время. В Италии почти все даже провинциальные городки имеют свои литературные премии. Во всех латиноамериканских странах – в Чили, Никарагуа, Венесуэле, Сальвадоре, Гватемале – регулярно проходят международные фестивали, на которых порой собираются до пяти тысяч слушателей! А нам – кроме замечательного Грушинского фестиваля – и похвастаться нечем. Обидно, что у нас столько всевозможных бизнес-симпозиумов и саммитов и уже давно не устраивали гуманитарного конгресса интеллигенции всего мира! В отличие, например, от болгар, возродивших свои софийские конгрессы.
– Многие малые страны и народы не любят Россию – державу большую и сильную. Вы говорите, что Вас – крупного, всемирно признанного поэта – тоже многие не любят. На чем зиждется эта неприязнь к большим величинам? На страхе перед неизведанным, не до конца понятым? На противоречиях между гением и толпой?
– Это неправда, что не любят Россию! Не любят нашу бюрократию, но я ее тоже не люблю, как, впрочем, и американскую. В городе Талса многие студенты и преподаватели нашего университета, как и просто мои хорошие соседи, восхищались красивым открытием Олимпийских игр в Сочи! И то же самое происходило в школе, где все поздравляли мою жену, преподающую там русский язык.
– Знаю, что Вы неравнодушны к футболу. Дружили с легендарным вратарем «Динамо» Алексеем Хомичем. Следите ли за российским футболом сейчас? Возможно, переживаете за какую-то нашу команду?
– Сейчас мне не нравится легионерство, удушающее наш национальный стиль футбола Хомича, Боброва, Стрельцова…
– Как Вы восприняли книгу Ильи Фаликова «Евтушенко: Love story», вышедшую в серии «ЖЗЛ: Биография продолжается…»?
– Мне нравится ее вдохновенная аналитичность, не имеющая ничего общего с юбилейной комплиментарщиной. Она читается как приключенческий роман и в ней, слава богу, нет никакого натужного наукообразия. В ней есть что-то от давней статьи Евгения Сидорова, напечатанной в «Московском комсомольце», – поразившей меня когда-то, поддержавшей в трудное время. Есть что-то и от статьи Льва Анненского «Небалованный» – блестящей импровизации. Но Фаликову каким-то чудом удалось удержать этот рассвобожденный уровень на протяжении почти семисот страниц, хотя это казалось мне невозможным!
Сергей Коростелев
02.09.2014